Лунное дитя

— Сейчас я буду совершенно ужасен, — сказал Саймон Ифф, наклонившись к Лайзе и тщательно взвешивая слова, — и сделаю все возможное, чтобы заглушить твой энтузиазм. Мне бы хотелось, чтобы ты завелась в холодном состоянии, а затем зажглась, но не рванулась вперёд; чтобы потом, в середине большой гонки, у тебя не закончился бензин.

Мне бы хотелось, чтобы ты предприняла это исследование по причине любви к знаниям, а не из-за страсти к брату Сайрилу. Скажу тебе честно: я смертельно боюсь за тебя, ибо ты живешь крайностями. Твоя стремительная энергия хороша для быстрого толчка, но научные исследования не берутся штурмом. Требуется бесконечное терпение, нет, даже безразличие к тому, на что решился.

Я, пожалуй, заболтался. Ведь должен же старик выразить недоверие пылкой юности? Итак, продолжим.

Я собираюсь снова поговорить с тобой о душе. Вспомни нашу концепцию о ней — идею, которая сразу покончила со всеми трудностями. У нас была идея души из настоящей материальной субстанции, одна из поверхностей, или, скорее, твердых границ которой была тем, что мы называем телом и умом. Тело и ум также реальны и относятся к душе, но являются лишь незначительными её аспектами, подобно тому, как всякий эллипс и гипербола — аспекты сечения конуса.

Рассмотрим еще одну аналогию из низших размерностей.

Как твердые тела знают друг о друге? Почти всегда — через свои поверхности! Кроме химии, которую у нас есть причины считать наукой четырехмерной — очевидицей феноменов поляризации и геометрической изомерии, твердые тела соприкасаются только поверхностями.

Теперь, продолжая эту аналогию, как мы уже делали: откуда знают друг о друге четырехмерные сущности? Через свои граничащие тела. Другими словами, моя душа разговаривает с твоей посредством наших умов и тел.

Общая фраза? Вполне, но я привожу её в абсолютном физическом смысле. Линия знает о другой лишь в точке пересечения, одна плоскость о другой — в линии пересечения, один куб о другом — на поверхности, общей для обоих, а одна душа о другой — там, где соединяются их мысли.

Мне бы хотелось, чтобы ты впитала это всеми фибрами своего существа; я считаю, что это важнейший когда-либо изложенный тезис, и ты будешь гордиться, узнав, что он принадлежит брату Сайрилу, без всякой моей помощи. Начало положили Хинтон, Роуз Болл и другие, но именно он представил его в таком ясном свете, приведя в соответствие с оккультной наукой.

— Отдайте эту честь Махатере Фану! — перебил Сайрил. — Я доказывал ему метафизическую природу души; он взглянул на меня с такой странной улыбкой, что я осознал свою глупость. Конечно, у Природы может быть один лишь порядок!

— В любом случае, — продолжил Ифф, — эта гипотеза Сайрила покончила со всеми старыми метафизическими спекуляциями. Добро и зло, реализм и номинализм, свобода воли и детерминизм вместе со всеми прочими измами и логиями тут же исчезают! Жизнь сводится к математической формуле, что справедливо желали сделать викторианские ученые, и, в то же время, математика восстанавливает свое царственное превосходство не только как точнейшая, но и как высшая наука. Кроме того, разумный порядок вещей стал естественным и неизбежным, а такие моральные проблемы как жестокость органической жизни возвращаются к своей незначительности. Почти комическая антиномия между размерами человека и его умом уменьшается, и хотя тайна Вселенной остается нерешенной, но, по крайней мере, это рациональная тайна: не бессмысленная, не невыносимая.

Перейдём теперь к чисто практическому пункту. Вот душа, стремящаяся общаться с другими душами. Она может сделать это, лишь обретя ум и тело. Заметьте в образе нашего конуса еще раз, что любое его сечение — всегда одна из трех регулярных кривых. Оно не вписалась бы, например, в квадрат, как бы вы его ни повернули. Поэтому нашей душе нужно подыскать ум, соответствующий одному из её сечений. Без сомнения, имеется большая свобода, ибо ум растет и поначалу очень пластичен. Но должна быть какая-то связь. Если я — блуждающая душа, желающая общаться с душой, чьё сечение проявлено сейчас в виде профессора электроэнергии из Оксфорда, то мне не стоит брать ум готтентота. (Сайрил с сомнением вздохнул.)

Отвлекусь на минуту. Взглянем на конечный продукт — воплощенную душу, как мы можем её назвать. Над ней работают три силы: сама душа, наследственность и среда. Поэтому умная душа тщательно изберет эмбрион, свободный, вероятнее всего, в двух последних отношениях. Она будет искать здоровый род — родителей, которые могут дать и дадут ребенку все возможности в жизни. Следует помнить, что, с нашей точки зрения, все души — гении, ибо их мир настолько неизмеримо величественнее нашего, что одной искры их знаний было бы достаточно для начала нового века рода людского.

Но обычно наследственности и среде удается предотвратить появление на свет чего-либо подобного. Ведь какой бы полной ни была бутылка виски, она сама от этого не пьянеет!

Таким образом, появляется возможность понять нечто вроде соревнования душ за обладание различными умами и телами или, скажем, объединив эти идеи, за обладание различными эмбрионами. Надеюсь, вы отметите, что эта гипотеза устраняет возражение идее реинкарнации: ум не помнит последнего раза. Зачем конусу устанавливать связь между различными своими кривыми? Они для него так незначительны, что он вряд ли подумает об этом. Но между последовательными кривыми (в нашем случае — жизнями) может быть некоторое сходство, вызывающее у историка подозрение, что они связаны; так в чём-то постоянен стиль поэта, пишет ли тот на военную тему или любовную лирику.

Между прочим, видишь, как эта теория покончила со всякой ерундой, вроде: населены ли планеты?, и с предположением об идиотской пустыне, если не населены? Для нас каждая пылинка или выброс водорода с поверхности солнца — проявление сечения какой-либо души.

И здесь мы совершенно внезапно и неожиданно оказываемся в согласии с некоторыми старыми розенкрейцеровскими доктринами.

Это ведёт нас к рассмотрению определенных экспериментов, проведённых нашими предшественниками. У них была совершенно иная гипотеза о душе; по крайней мере, их язык совершенно отличен от нашего, но им очень хотелось получить человека, не связанного своей наследственностью, и в такой среде, какую они желали для него.

Они начинали парафизическими способами, т.е. полностью отвергали природное получение потомства. Они делали латунные фигурки, пытаясь населить их душами. В некоторых отчетах мы читали, что им это удавалось: гомункулов приписывают брату Бекону, Альберту Великому, и, полагаю, Парацельсу.

По меньшей мере, в его длинном мече был дьявол, обучивший его всем хитростям прошлых и будущих шарлатанов, или первейший из династии шарлатанов, Сэмюэль Батлер, солгал.

Но другие маги стремились приблизить гомункула к природе. Во всех случаях они считали, что среду можно по желанию изменять, применяя телесматы или симпатические фигуры. Например, девятиконечная звезда привлекает воздействие, названное ими Луной: не в смысле настоящей Луны, но идей о ней, схожих с поэтическими. Окружив объект такими звездами, аналогично выбранными травами, благовониями, металлами, талисманами и т.д., и тщательно исключив подобными методами все прочие воздействия, они надеялись наделить объект качествами Луны, и никакими другими (это — кратчайшее описание огромной темы). Затем гомункула пытались получить в очень любопытных условиях.

Человек, говорили они, — лишь оплодотворенная яйцеклетка, выращенная как следует. Конечно, в нём сначала имеется наследственность, но в слабой степени. Во всяком случае, они с самого начала могли создать желательные условия, лишь бы им удалось вырастить эмбрион искусственным путем — высидеть его, как сегодня высиживают цыплят. Важный момент: они считали, что, проводя этот эксперимент в особо подготовленном месте, магически защищенном от всех несовместимых сил, и призвав туда одну нужную силу — чрезвычайно могущественное существо, ангела или архангела (у них были заклинания, которые, как они полагали, способны на это), они смогут вызвать воплощение существ с безграничными знанием и силой, способных привести весь мир ко Свету и Истине.

Могу подытожить небольшой обзор, сказав, что эта идея была почти универсальной в любой её форме; хотели всегда Мессию или Сверхчеловека, а методом были попытки получения человека искусственными или, по крайней мере, необычными средствами. Греческие и римские легенды полны историй, в которых эта тайна едва прикрыта, в основном они происходят из Сирии и Малой Азии. Здесь экзогамные принципы доведены до забавной крайности. Не стоит напоминать вам о персидской формуле получения мага, египетской практике относительно фараона и магометанском способе ознаменовать своё тысячелетие. Между прочим, напоминаю брату Сайрилу об этом последнем пункте; он нуждался в нем, но ничего хорошего это не принесло, а здесь мы на пороге великого эксперимента — на еще одном ложном пути!

— Он дразнит меня, чтобы позлить, — усмехнулся Сайрил.

— Перехожу к существу дела, — продолжал старый мистик. — Как вы знаете, греки занимались своего рода евгеникой (конечно, цели всех племенных брачных законов прежде всего — евгенические). И, подобно средневековым магам с гомункулами, о которых мы говорили, греки придавали наибольшее значение состоянию матери во время вынашивания. Ей рекомендовали смотреть лишь на прекрасные статуи, читать лишь прекрасные книги. Те же магометане, в сравнении с институтом брака которых христианский брак кажется скотским, запирают женщину на этот период, содержат её в полном покое и свободной от вмешательства мужа.

Все это очень хорошо, но не соответствует последнему безумию брата Сайрила. Как я понимаю, он желает жить в обычном материальном смысле, но подготовить путь, сделав наследственность и среду как можно привлекательнее для души особого типа, а затем — пойти в четвертое измерение ловить её.

Таким образом, у него будет совершенно обычный ребенок, но гомункул в средневековом смысле слова!

Для этого он попросил меня предоставить вам виллу Ордена в Неаполе.

Лайза нагнулась вперед; её лицо горело у нее в ладонях.

Она медленно проговорила: Вы понимаете, что просите меня пожертвовать моей человеческой природой? Она была не настолько глупа, чтобы притворяться, что неверно истолковала предложение, и она еще больше понравилась Саймону тем, как приняла это.

Он немного подумал.

— Теперь мне ясно; я прежде не размышлял об этом, я сглупил. Женский консерватизм называет этот эксперимент бессердечным, но нет ничего дальше от наших помыслов, чем такое. Напротив, раздражающих и оскорбительных для тебя поступков не будет. Но это чувство мне понятно — импульсивное естественное отвращение к обсуждению того, что свято.

— Ай-яй-яй — память в эти дни всегда меня подводит, — пробормотал Сайрил. — Совершенно забыл процент детей, родившихся слепыми в 1861.

Лайза вскочила. Она не знала, что тот имеет в виду, но каким-то образом слова ужалили ее, как змея.

Вмешался Саймон Ифф.

— Брат Сайрил, ты всегда применяешь сильнодействующее лекарство! — сказал он, покачав головой. — Порой мне кажется, что ты достаточно проницателен, чтобы видеть и результаты.

— Не люблю ходить вокруг да около. Говорю то, о чём не забыть.

— И, иногда, не простить, — с мягким упрёком сказал старик.

— Присядь, дорогая; в конце концов, он сказал правду, а правда ранит лишь для лечения. То, что буквально тысячи детей родились слепыми — жестокий факт, но публиковать факты об определенных болезнях считалось не вполне приличным, а контрмеры против них называли бессердечными экспериментами. Сайрил лишь просит тебя сделать то, чего жаждет всё твоё сердце и лишь хочет увенчать это таким даром человечеству, которого ещё не бывало. Если у вас получится, вы сможете привлечь к себе душу, которая найдет способ покончить с бедностью или излечить рак, или… О! Конечно, вы воссияете видением тысяч вершин прогресса человечества, изливающих свои светлые лучи сквозь тучи сомнения!

Лайза поднялась еще раз, но настроение у неё уже изменилось. Она взяла Саймона Иффа за руки.

— Полагаю, вы очень благородный человек, — сказала она, — служить такому делу — это честь.

Сайрил заключил её в объятия.

— Значит, поедешь со мной в Неаполь? На виллу магистра?

Она взглянула на Иффа со странной улыбкой.

— Можно пошутить? — спросила она. — Мне бы хотелось переименовать эту виллу в Баттерфляй-Нет¹!

Саймон Простак рассмеялся вместе с ней, как дитя. Тонкий юмор подействовал на него; классический намек на бабочек как аллегорию души показал ему такую сторону этой девушки, о которой он и не подозревал.

Но Сайрил Грей перешел к серьезному аспекту проблемы.

— Мы лишь обсуждали варианты A, Б, … — сказал он, — и забыли, где остановились. Заметьте, так или иначе я уже совершил грубую ошибку, и по нашему следу идёт Черная Ложа. Возможно, вы освежите в памяти некоторые вчерашние события? — заключил он в своей прежней легкомысленной манере.

— Да, — ответил Саймон, — полагаю, тебе лучше перейти к делу.

— Накануне, во время ночного бдения, мы обсуждали общую линию, — сказал Сайрил. — Прежде всего, нам нужна защита. Сильнейший вид защиты — контратака, но её следует проводить максимально далеко от места, которое защищаешь. Вратарь в этой игре — ты, Лайза; я — защитник; Саймон Простак — капитан, играющий полузащитником; думаю, у нас приличная команда! Поэтому всё в порядке. Есть причины полагать, что цель противника — сам Париж. И если мы всю игру сможем удерживать мяч на его половине поля, мы с тобой сможем тихо провести год в Италии.

— Не понимаю весь этот футбольный сленг, но объясни, почему кто бы то ни было должен хотеть нам помешать? Это слишком глупо.

— Глупо, лишь если взглянуть из дальнего предела глубокомысленнейшей философии. На поверхности же всё очевидно. Это возражение вора против электрического освещения и сигнализации. Можешь представить, что у него достаточно предвидения, чтобы голосовать против члена городского совета, предложившего ассигнования на всякие научные исследования. Ведь может произойти то, что выведет его из дела.

— Но в чём же состоит их дело?

— В конечном счете, это можно назвать эгоизмом, но это слово ужасно, оно введет тебя в заблуждение. Мы также эгоистичны, но мы понимаем, что всё прочее вне нашего сознания — в равной мере мы сами. Например, я пытаюсь как можно больше объединиться со всеми умами, телами и идеями, встретившимися мне на пути. Используя сравнение с конусом, для лучшей возможности претворить конус в жизнь мне нужно стать всеми различными кривыми, которыми я смогу. Маг Черной Ложи берёт одну кривую, пытается сделать её постоянной и возвеличить над всеми прочими. И, конечно, когда конус сместится, маг в нокауте: хлоп!

— Посмотрите, каков поэт! — отметил Саймон Ифф. — Он крайне высоко себя ценит, но его идея увековечиться — это желание излучать красоту своей души, освещая все умы в мире. А черный маг — другой, таинственный и труднодоступный, он не собирается никому ничего рассказывать! Поэтому даже его знаниям, в конечном счете, свойственно угаснуть.

— Но вы сами — тайное общество! — воскликнула Лайза.

— Лишь для защиты свободы от нарушений. Это, по сути, та же идея, что заставляет всех домовладельцев запирать двери на ночь или, лучше сказать, определенные правила публичных библиотек. Мы не можем позволить безумцам исчеркать наши уникальные манускрипты и вырывать страницы из наших книг. Пустые люди всегда разглагольствуют о доступности науки для всех, но истина в том, что она охраняется как ни одна прочая тайна в истории очевидным фактом: на овладение со всей помощью в мире даже одним небольшим её разделом уйдёт половина жизни. Наша магия охраняется нами настолько же много и настолько же мало, как и все прочие разделы физики, но люди настолько глупы (хотя знают — овладение таким простым инструментом, как микроскоп, требует нескольких лет подготовки), что возмущаются, когда мы не можем за один час научить их пользоваться верендумом.

— Ах, но они жалуются, что вы вообще не доказали, что верендумом можно пользоваться.

— Только не научившиеся его использовать. Я читаю Гомера, но могу доказать этот факт другому лишь научив его греческому, а затем он должен сделать это с третьим и т.д. Люди обычно молча соглашаются, что некто может читать Гомера, потому что… скажем, из-за интеллектуальной лености. Действительно отважный ум усомнился бы.

Спиритизм и Христианская Наука, которые суть либо мошенничество, либо блеф, либо неверное толкование фактов, распространились на весь англосаксонский мир, ибо среди полуобразованных нет истинного критического духа. Но нам не нужно, чтобы в наши лаборатории вторгались журналисты и любопытные; мы имеем дело с тонкими силами; нам приходится тренировать свой ум с интенсивностью, не требующейся для всех прочих исследований в мире. Общественное безразличие и скептицизм вполне нас устраивают. Единственная тема для рекламы — получить подходящих членов, но у нас есть методы отыскания их и без огласки. С другой стороны, мы не держим в тайне свои методы и результаты, но лишь правильный человек знает, как их отыскать.

Мы работаем не в старой сфере, где даны определения всем терминам и установлены основные законы. В магии еще больше, чем во всех прочих науках, ученик должен держать свою практику вровень с теорией.

— Вы не занимаетесь магией в испытательном режиме?

— К сожалению, дитя моё, творческая магия — чудотворная сторона дела, зависящая от особого возбуждения, крайне не совместимого с испытательным режимом. Ты можешь попросить Сайрила доказать свой поэтический дар или даже свою мужскую силу перед строем глупцов. В зависимости от обстоятельств, он даст тебе стихи, и детей, и результаты, но тебе всё равно придётся верить ему более-менее на слово, потому что эти поступки он сделает прежде всего в расчёте на них. Еще одна трудность истинной магии: она — настолько совершенный естественный процесс, что её феномены не вызывают удивления, кроме как своей точностью; для выявления ситуации, начинающей исключать совпадения, пришлось бы провести сотни экспериментов. Например, мне нужна определенная книга. Я применю книжный талисман; на следующий день торговец книгами предложит мне её. Один эксперимент ничего не доказывает. Доказательство — моя способность делать это всякий раз. И я не могу делать это в испытательном режиме, ибо необходимо, чтобы эта книга была очень нужна мне, в моём подсознании, чья воля и творит чудо. Думать и притворяться, что она мне нужна — бесполезно. В бильярде можно сделать удачный удар, но игроком можно стать, лишь если, подходя к столу, делаешь в среднем около тридцати удачных ударов.

Но в некоторых разделах магии дать доказательства можно сразу: в любом разделе, где участвует женская, а не мужская наша часть. Совпадение здесь вполне совершенно. Так, разве не была испытанием моя догадка о часе твоего рождения? Я могу заниматься этим весь день и не ошибаться пять раз из шести. Далее, в случае ошибки я верно укажу, почему ошибся. Это случай, в котором иногда прав ошибающийся, как я когда-нибудь объясню. А также твое собственное ясновидение; я не говорил тебе, что искать, но ты увидела это в том же виде, что и я. Ежедневно практикуйся с Сайрилом, всегда проверяя результаты, как он покажет; так через месяц станешь экспертом. Тогда, если решишь, что хочешь рекламировать это — пожалуйста. Но ты не захочешь.

Кроме того, большая беда, что ни одного из тысячи не заботят никакие виды науки, даже основные её применения, как семейство паровых двигателей, и от телеграфа до автомобиля, только навязаны ничего не желающим людям сутенёрами, знающими, что там деньги. Кого считают учеными мужами в сегодняшнем популярном мнении? Эдисона и Маркони, ни один из которых не изобрёл ничего, но они оказались находчивыми бизнесменами со способностью эксплуатировать чужие мозги, и направили науку к коммерчески выгодным целям. Ну и ну!

— Мы далеко ушли от темы, — сказал Сайрил. — У меня было прекрасное утро: созерцая нас всех, я чувствовал себя среди платоновских Блага, Истины и Прекрасного, но нас впереди ждёт работа. В этой чрезвычайной ситуации я предлагаю перенять тактику Вашингтона в Вэлли-Фордж². Мы проведём прямую и резкую атаку на Черную Ложу: те ожидают, что я буду на своей обычной позиции в авангарде, а я ускользну с Лайзой, когда пламя пожаров будет ярче всего.

— План надёжный, — сказал Саймон. Прервём конференцию и немедленно проведём его в жизнь. Собирая чемоданы, лучше не привлекать внимания, и, конечно, не стоит вводить в ваш круг никого не из Ордена. Поэтому после обеда вы переоденетесь, спуститесь в метро, доедете до Лионского вокзала и сядете в курьерский до Рима. Телеграфируйте мне, когда доберётесь до Баттерфляй-Нет!

Примечания переводчика

¹ Баттерфляй-Нет означает сачок для ловли бабочек

² Вэлли-Фордж — поселок на юго-востоке штата Пенсильвания, на берегу р. Скулкилл, в 40 км северо-западнее г. Филадельфии. Здесь с 19 декабря 1777 по 19 июня 1778 стоял лагерь Континентальной армии, которую Дж. Вашингтон привел сюда после поражений под Брэндиуайном, Паоли и Джермантауном и захвата Филадельфии англичанами. Это было относительно безопасное место, и лагерь, занимавший господствующие высоты, был защищен от внезапного нападения. Зимовка в Вэлли-Фордже стала символом героизма и стойкости борцов за независимость. Из 11 тыс. человек около 2,5 тысяч умерли от голода, холода, тифа и оспы; в лагере назревала угроза бунта. В этих условиях военачальники Ф. фон Штойбен и И. Кальб регулярно муштровали солдат и жестко поддерживали дисциплину в их рядах. Армия сохранила боеспособность. Покинув лагерь, она уже через десять дней вступила в бой с англичанами у Монмута.