В комнате было сладко и душно от запаха запретных поцелуев; легкий влажный аромат пота парил в сумерках, слышно было дыхание, которое не осмеливалось звучать1, вздохи, приглушенные страхом. Голова гардемарина тихо повернулась, язык томно потянулся к губам лейтенанта. Шум в соседней комнате; оба страшно задрожали, спрыгнули с дивана, на котором лежали, поспешно уничтожили следы беспорядка, учиненного их страстью. Гардемарин взял руку любовника, поднес к губам, крепко укусил с внезапным безумным желанием и прошептал голосом, дрожащим от неудовлетворенной похоти: "О Боже! Боже! Теперь я тебя люблю!" Он выскользнул в дверь и оставил Эндрю Клейтона наедине со сладкими воспоминаниями и беспокойными размышлениями о будущем. Ведь Монти ле В. никогда прежде не дарил ему свою любовь. Монти был смуглым, томноглазым, с черными, как смоль, волосами: вокруг него царила та неопределимая атмосфера, которую сразу распознают извращенцы, - общество, скрепленное узами, что теснее масонских. Он пробыл на борту "Осириса"2 всего лишь неделю, когда капитан предложил ему высокое положение, вызывающее зависть других мальчишек, сражавшихся за честь быть избранным главным катамитом. Яростная битва ревнивых красавчиков закончилась тем, что они так возбудились из-за пролитой крови и сильной боли, что свидетели были шокированы зрелищем импровизированной оргии, столь же пылкой, какой только что была драка. Мальчики быстро помирились, а Монти стал первым фаворитом капитана и тиранил его с силой, прежде неслыханной в требовательной взаимности affaire d'amour3. Капитан же, со своей стороны, требовал только лишь верности, и действительно Монти полюбил его столь сильно, что даже намек на измену был немыслим. Но, между тем, однажды он испытал неукротимое желание к самому популярному из лейтенантов, Эндрю Клейтону, человеку диких страстей, которые трудно заподозрить, глядя на белокурые волосы и робкие серые глаза. Эндрю, заметивший лукавые взгляды гардемарина, однажды зашел в его каюту, молча подошел к нему и страстно поцеловал, в то время как его рука пыталась пробудить желание еще более прямолинейным способом. Но мимолетное увлечение мальчишки прошло, и в тот раз он грубо отверг притязания будущего любовника. Эндрю, взяв себя в руки, молча ретировался. На следующий день, тем не менее, их обоих вызвал капитан, прочел длинную лекцию о грехе педерастии и жестоко наказал. Ясно было, что капитан Спелтон не жаждет, чтобы ему наставили рога, и намерен быть настороже. Монти в своей невинности был страшно разгневан и, разумеется, решил изменить капитану при первой возможности. Во время молитвы тем же вечером он исхитрился прошептать: "Ты должен взять меня, если ты еще...", и немедленный результат этих слов изрядно смутил Эндрю. Но все их попытки встретиться и сорвать поцелуй всякий раз расстраивались словно бы случайно, хотя теперь-то они знали, что это делается нарочно. Эндрю решил, наконец, выбрать другого гардемарина и сделать вид, что пылает к нему страстью, дабы успокоить подозрения. Ревность Монти отвергла эту идею, и прошло немало времени, прежде чем он согласился. "Кэти" Эмброуз, выбранный для этой цели, был грязным мальчишкой самого порочного типа. Его любимой публичной забавой было лежать на спине и пытаться поймать ртом и проглотить собственные выделения; к тому же он порочил свое звание, облизывая гениталии и ноги самых грязных матросов и кочегаров на корабле. Он только рад был возможности повысить положение в обществе, когда Эндрю подступил к нему с прелюдией любви. Монти сам одобрил этот выбор, убежденный, что Эндрю никогда не влюбится в столь порочного мальчишку. Но то, что он увидел три недели спустя, разубедило его. И вот каким образом.
Как-то ночью неугомонный капитан предложил прогуляться, и любовники тихо выскользнули из каюты. Вскоре они добрались до места, где скрывались Эндрю и Эмброуз, и тут им повезло: они застали первого в момент осквернения самого священного алтаря, в то время как мальчишка, полуобернувшись, нежно жевал и облизывал подмышку потеющего лейтенанта. Пальцем свободной руки он пытался проникнуть в святилище компаньона, в то время как другою ласкал собственные гениталии в унисон с движениями любовника. Акт был завершен: тяжело дыша и постанывая, они утонули в постели, бездыханные. Языки лениво переплетались; старший медленно извлек: прелестный звук сопровождал его выход. Небольшая передышка, и мальчишка дал любовнику сигнал. Тот повернулся, Эмброуз поднялся, уселся на него, и сладко-соленое приношение, пахнущее теперь божеством, которому оно предназначалось, хлынуло в раскрытый рот изнемогшего мужчины. Затем мальчишка скользнул вниз в объятья любовника: они смаковали фимиам сплетенными языками, пока аромат не угас, и, наконец, проглотили, предвещая порыв вновь проснувшегося желания. Кэти нетерпеливо развернулся, приготовившись к новым объятьям, но тут Монти прошептал капитану: "Дорогой, я не могу больше этого вынести, пойдем прочь!" Этой ночью они вовсе не спали, но я не слышал, чтобы они сожалели об этом. Но Монти был чудовищно возмущен поведением Эндрю, и когда малыш Эмброуз ударил Монти (который с наивным красноречием обозвал его говнососом), последний сбил его с ног и поколотил. Лейтенанту, оказавшемуся поблизости, пришлось вмешаться, и смуглый томный мальчик был наказан. Эта злая месть (так он ее воспринял) разозлила Монти еще больше, и в результате он вообще перестал разговаривать с Эндрю.
Был вечер большой пирушки на берегу, и Монти ле В. зашел в маленькую комнату рядом с бильярдной подождать капитана. Незамеченный Эндрю прокрался за ним и теперь прятался за тяжелой шторой, скрывавшей дверь; он слушал, как мальчик что-то бормочет себе под нос, его голос заглушали лишь громкий хохот и ругательства, доносившиеся из бильярдной. Спелтон, очевидно, запаздывал, а желания Монти с каждой минутой все больше выходили из-под контроля. Наконец он спустил штаны и принялся забавляться в одиночестве, надеясь хоть отчасти избавиться от неудобства. В этот момент Эндрю выскользнул и прошептал: "Скажешь хоть слово, мы погибли. Твоя одежда..." Испуганный мальчик дернулся в ужасе. Он пребывал в страшной ярости, но не решился что-либо сказать, издать хоть малейший звук. Благодаря прошлой истории он знал, что капитан не поверит его рассказу. Похотливый лейтенант извлек свое орудие, распаленное и огромное, и начал искать вход. Мальчик сопротивлялся всею силою сфинктера. Но пара шлепков по копчику напомнили, что у него смелый любовник, который от своего не отступит, и, в конце концов, он сдался. Одним сильным ударом елда его любовника вошла во всю свою длину, и, привыкший к пенису капитана, мальчик с трудом сдержал крик боли. Насильник был многим длиннее и толще и вовсе не беспокоился о боли, которую мог причинить. И он метался, как безумный конь! Наконец, долгожданный оргазм. Лавина поцелуев хлынула на оливковую шею. И затем роскошное признание, с которого и началась история.
Оставшись один, Клейтон быстро изобрел двадцать три новых проклятия, назвал ле В. маленькой сучкой, поцеловал отметину от зубов маленькой сучки на своей руке, и, в конечном счете, повел себя, как подобает офицеру и джентльмену, продемонстрировав к тому же, что он верный христианин. Он предчувствовал беду, и та не заставила себя ждать. Через два дня Клейтону пришлось покинуть комнату любовника в великой спешке, поскольку слышны были приближавшиеся тяжелые шаги. Капитан был в ночной рубашке, под нею же в костюме, привычном в Аркадии. Быстро нырнув в постель, он обнаружил там жар и влажность, непредусмотренные погодой. "Я ждал тебя так долго, любовь моя, - вздохнул очаровательный гардемарин с редкой находчивостью, - что решил убить время". "Ну вот я и здесь", - отвечал его любовник, прикладываясь губами к темному алтарю своего желания. Тот тоже был чрезмерно влажен, и дотошный язык капитана скоро распробовал его секреции и признал сильный горячий вкус недавнего подношения. "Завидую твоему развлечению, - заметил он с нежной иронией, - кажется, ты наконец преуспел в исполнении моего совета: пойти и трахнуть самого себя!" Он не произнес больше ни слова, но два дня спустя явился с острым ножом к обоим любовникам и сказал, что, по его мнению, их достижения уникальны, но противоестественны. Нож разрубил сразу два узла; капитан сообщил лорду Картингтону, когда они ужинали тет-а-тет на следующий день, что воистину нескончаемо разнообразие закусок, которые можно приготовить... из устриц.
А "Кэти" Эмброуз взрослел, прибавляя в уме и росте, в
согласии с Богом и людьми.
Рассказ впервые опубликован в разделе Juvenilia сборника
Кроули "Подснежники из сада викария" (Snowdrops From A
Curates Garden, анонимно издан в Париже в 1904 году),
большая часть тиража которого была уничтожена британской
цензурой в 1926 г.
1
дыхание, которое не осмеливалось звучать - намек на слова
Оскара Уайльда о "любви, которая не осмеливается назвать
свое имя".
2
на борту "Осириса" - Кроули плыл в Европу из Египта на этом
корабле в апреле 1904 г., после получения "Книги Закона".
Среди пассажиров была глава Теософского общества Анни
Бизант. Кроули и Бизант обсуждали немало священных тем, но
не новое откровение Закона Телемы (прим. републикатора
Мартина Старра).
3 Любовной связи (фр.)