Кроули-оккультист известен намного лучше, чем Кроули-поэт. Однако, рассматривая творчество Кроули, не следует забывать и о его стихах. Заглянув в подготовленную Джеральдом Йорком библиографию Кроули (Mandrake Press, 1995), обнаружим, что из сотни книг, опубликованных при его жизни, пятьдесят четыре были поэмами или поэтическими сборниками. Интерес к Кроули растет, но его литературное наследие по-прежнему остается в тени. Магические и телемические работы Кроули переиздавались еще в 50-е и 60-е годы, но первый репринт книги его стихов появился только в 1973-м году; это был ранний эротический сборник "Белые пятна". Пока существует лишь одно эклектичное собрание стихов "Избранные стихотворения".
Неудивительно, что нет и подробного критического анализа поэзии Кроули. При его жизни появились несколько рецензий и одна большая работа "Звезда на западе", опубликованная в 1907 и переизданная через семьдесят лет. Но даже этот текст небезупречен, поскольку, как отмечает Джеральд Йорк, сам Кроули принимал участие в его сочинении. Только в одной биографии, "Алистер Кроули: человек, маг, поэт", отмечено, что поэзия Кроули занимала центральное место в его жизни, то есть не была напрямую связана с магией. Еще труднее сказать, как оценивают его наследие биографы: все они грешат пристрастностью - либо превозносят Кроули, либо ниспровергают. Необъективно, разумеется, и отношение к его поэтике. Джеральд Састер, считающий Кроули пророком новой религии и изрядно лакирующий его биографию, пишет: "Могу только высказать мнение, что Кроули - один из величайших английских поэтов".
Дж. Ф. К. Фуллер, ученик Кроули и первый его биограф, писал: "Два фактора существенны для постижения работ Кроули: изобилие его гения и разнообразие форм". Однако, поскольку комментарий Фуллера был написан для конкурса, организованного Кроули для рекламы своих стихов, вряд ли можно было ожидать от него негативного суждения (хотя форма конкурса предусматривала и строгую критику). Джон Саймондс, не симпатизирующий Кроули и считающий, что тот создал религию из собственных слабостей, не столь благожелателен, как Састер и Фуллер: "Ему не хватало воображения или зрелости ума, чтобы стать хорошим поэтом, не говоря уж о великом".
Более квалифицированные критики оставили столь же уничижительные отзывы. У. Б. Йейтс, поссорившийся с Кроули в 1900 году, считал, что тот был отвратительным человеком, но написал "примерно шесть строк подлинной поэзии, утонувших в дурной риторике". Марио Праз в амбициозном, но непрофессиональном исследовании темной романтики "Романтическая агония" называет Кроули малозначительным поэтом, упоминая его имя лишь в примечании: "Кроули начал с сочинения стихотворений, которые были рабским подражанием Суинберну, а затем занялся черной магией".
Использование определения "черная магия" для описания эзотерической философии Кроули, показывает, что критик плохо знаком с магическими идеями Кроули и его представление основано, как и у очень многих, на газетной демонизации. Утверждение, что Кроули подражал Суинберну, которое повторяет большинство критиков, представляется достаточно точным, но я все же решусь поспорить, указав, что нельзя сводить все к простой эстетической имитации. Сошлюсь на мнение Мартина Бута, написавшего предисловие к тому избранных стихотворений Кроули: "Нелегко сопоставить Кроули с кем-либо из его современников. Некоторые сравнивают его со Суинберном, но это несправедливо, поскольку манера Суинберна и его критерии не совпадают с теми, которые выбрал для себя Кроули".
Превосходное эссе Бута о Кроули-поэте - без сомнения, лучшее из существующих. Бут рассматривает поэзию Кроули как итог взаимодействия культурных, социальных и психологических факторов. Благодаря такому анализу поэтический голос иконоборца Кроули предстает явлением ярким и уникальным.
В этой статье я остановлюсь на раннем творчестве Кроули, преимущественно на стихотворениях, опубликованных до 1900. Выбор, в первую очередь, обусловлен тем, что его поздняя поэзия связана с философией и символикой Телемы, сложного комплекса магии, сексуальности и мистики. К сожалению, интерпретация его поздней поэзии невозможна без знания телемической философии.
Дополнительный повод сконцентрировать внимание на стихотворениях, написанных до 1900-го года, состоит в том, что эта творческая фаза связана с формирующим этапом жизни Кроули: восстание против строгого христианского воспитания в Плимутском братстве, поиски альтернативной идеологии и первые магические опыты в период "Золотой зари". Закономерно предположение, что взгляды Кроули на секс и магию были отчасти сформированы и выражены в этих ранних работах.
Кроули был плодовитым поэтом. В 1898 году он выпустил первую книгу "Акелдама", которую называл "философской поэмой". Следом были изданы книги "Сказ о Всемогущем", "Иезавель", "Песни духа", "Поэма" и "Иевфай". В том же году он попытался опубликовать свои эротические стихотворения и заплатил Леонарду Смизерсу, ведущему в то время издателю порнографии (он выпустил, среди прочего, книги Обри Бердслея, Макса Бирбома, Артура Саймонса, Эрнста Даусона и Оскара Уайльда) за публикацию сборника "Зеленые Альпы". К сожалению, весь тираж этой книги погиб при пожаре. Кроули удалось частично сохранить гранки, которые сейчас находятся в коллекции Йорка в Варбургском институте. Судя по всему, Кроули был не вполне удовлетворен этой работой. На одной из страниц он написал: "Из "Зеленых Альп", тома (к счастью) сгоревшего в типографии и потом заброшенного".
Кроули объясняет свое отношение к этой книге в автобиографии: "Сборник был отмечен стремлением к земным страстям; его название демонстрирует, что я уже относился к человеческой любви, как к идее, нуждающейся в преодолении. "Зеленые Альпы" - милое пастбище, но мне были суждены вершины".
Вершины, возможно, определились в другой книге Кроули, тайно опубликованной Леонардом Смизерсом - "Белые пятна". Этот скандально известный том был назван самым омерзительным эротическим сочинением на английском языке, "похотливым и незрелым", и даже преданные поклонники Кроули способны лишь на не вполне искреннее одобрение: ""Белые пятна", скорее, кажутся собранием неприличных юношеских стихов в духе Беспутных Девяностых, хотя порой в книге можно отыскать красивую мелодию и приятный легкий эротизм".
Было отпечатано всего сто экземпляров "Белых пятен". Сборник ожидала примерно такая же судьба, что и "Зеленые Альпы": большая часть тиража была уничтожена (правда, на этот раз намеренно - Британской Таможенной службой в 1924 году).
Кроули продолжал выпускать с бешеной скоростью один сборник стихов за другим. Он выпустил столько книг, что уже в 1905, всего через семь лет после появления первого сборника, смог издать трехтомное собрание сочинений общим объемом примерно в тысячу страниц. Фуллер отмечает, что "за десять лет Кроули написал примерно сто тысяч строк, около половины написанного Браунингом за 56 лет". Обычный упрек Кроули-поэту: он публиковал все свои стихи, хорошие и плохие, невзирая на качество. Кеммелл, восторгающийся стихами Кроули, считает, что тот допустил ошибку, решившись на публикацию эротических текстов: "Самое худшее в этих дурных вещах - то, что Кроули их издал". Саймондс справедливо отмечает, что "в молодости Кроули торопился отправить все написанное в типографию, не оставляя времени на обдумывание и исправления. Результат: множество стихотворений, неизменно ясных (он никогда не увлекался современной эллиптической манерой), но весьма скучных".
Хотя в юности Кроули, получивший большое наследство от отца-пивовара, действительно мог позволить дорогостоящие издания всего им написанного, при тщательном изучении эта концепция оказывается не совсем точной. В Варбургской коллекции хранится множество неопубликованных стихотворений разных лет, что доказывает, что Кроули не писал стихи с единственной целью публикации. Его отношение к работам, которыми он не был доволен (таких, как "Зеленые Альпы") демонстрирует, что порой он шел на самоцензуру (и не только по эстетическим мотивам). Иногда, правда, возникает желание, чтобы большее число его произведений сгорело: например, книга "Проживающий по месту учебы" - сборник слабых стихотворений, первоначально опубликованных в университетских журналах, таких как "Гранта". На мой взгляд, это всего лишь слабые юношеские опыты.
Ранняя сексуальная образность
Алистер Кроули был ненасытным пансексуалом и имел опыт с множеством партнеров - мужчин и женщин.
В
OTO, который он возглавлял, сексуальной магии учили в высших степенях посвящения. Эта секс-магия была разновидностью европеизированной Тантры: утверждалось, что ритуальные эротические практики могут повлиять на природу и человека. Интерес к сексуальности проявился рано и нашел заметное отражение в юношеской поэзии Кроули. В частности, сексуальное многообразие воспевается в книге "Белые пятна", порой эротичной, порой порнографической и местами откровенно грубой. Критические отклики на книгу не отличаются детальностью анализа. Например, не было уделено внимание структуре сборника. "Белые пятна" предваряет лирический "Вступительный сонет к Деве Марии", описывающий предстоящую эротику с типичной для Кроули насмешкой:
| Эти тихие песни, шепот летнего ветерка. |
Но постепенно стихотворения становятся все более эротичными и откровенными. Кроули не ограничивается гетеросексуальностью, вводя элементы сексуальных девиаций:
|
Сдавить тебе живот и пить
Безбожный сок Из озера зловонных испражнений, Что исторгает твой висящий труп. |
Это отрывок из стихотворения "Некрофилия". Можно отнести эту поэтику сексуальной анархии на счет английского декадентства fin-de-siecle, вынужденного существовать в слабеющих оковах репрессированной сексуальности викторианской эпохи. Между тем, как указывает Кроули, он руководствовался дидактическими мотивами:
"Факты таковы: однажды я набрел на книгу Крафт-Эббинга "Psychopatia Sexualis". Профессор пытается доказать, что сексуальные отклонения есть следствие болезни. Я не согласен. Полагаю, что могу понять психологию этих поступков: они являются лишь магическим подтверждением совершенно ясных точек зрения. Я сказал себе, что должен опровергнуть профессора. Я мог сделать это единственным доступным мне способом: художественным. Так что я придумал поэта, у которого все не задалось, он начал с нормальным невинным энтузиазмом и мало-помалу погряз во всевозможных пороках. В конце концов, больной и безумный, он совершает убийство. В стихотворениях он описывает свое падение, неизменно объясняя психологию каждого поступка. Таким образом, выводы этой книги могут быть одобрены в любой воскресной школе".
Итак, структура книги объяснена. Кроули писал это на полном серьезе - залог его искренности в том, что он объединил "Белые пятна" и Крафт-Эббинга за 20 лет до того, как был написан этот отрывок. Интересно отметить, что даже в этот ранний период Кроули связывал секс с магией. Сексуальные отклонения являются "магическим подтверждением совершенно ясных точек зрения".
Любопытно, что Джон Саймондс, главный биограф и литературный душеприказчик Кроули, радикально изменил свое отношением к "Белым пятнам" в 50-70-е годы. Его ранняя оценка примечательно положительна: "Порнографию трудно писать хорошо. Нечестность, вероятно, главная из ее составляющих. Когда говоришь об этой области литературы, "Белые пятна" заслуживают высокой оценки".
Саймондс написал это в 1951, но в 1973 уже решил, что "Кроули не смог превзойти Суинберна, привившего бодлеровский сатанизм на английскую почву, поскольку ему решительно не доставало свойственного Бодлеру осознания греха и искупления". (Любопытно, что подобным образом Саймондс критикует и "Акелдаму").
Не могу согласиться с Саймондсом. Кроули превосходно знал, что такое грех. Разнообразие сексуального поведения в "Белых пятнах" объясняется тем, что в глазах общества оно греховно. Большую часть своей жизни Кроули провел "в грехе", сознательно глумясь над ограничениями, поставленными обществом. В конечном счете, Кроули верил в беспредельный грех - соединяющий добродетель и порок. Он полагал, что все противоположности способны к единению - к этой концепции я еще вернусь. Вот как Кроули говорит о любви к Гермафродиту:
|
Царем и царицей велишь ты мне стать,
Любовником я тебе стать предлагаю. |
Было у Кроули и представление об искуплении греха, пусть и нестандартное. Оно заключалось в простом, материалистическом сексуальном союзе. Разумеется, это не христианская модель, но Кроули уже отверг христианство и искал, чем заполнить лакуну (позднее это место заняли догмы и ритуалы "Золотой Зари"). В стихотворении "Друг мытарей и грешников" из неопубликованных "Зеленых Альп" он демонстрирует эти средства спасения. Душа поэта отрицает Небеса, поскольку они "запятнаны глупой тоской". К нему приближается женщина -
|
В тоске произнесла она: "Любимый,
С тобой я проклята и здесь обречена Остаться, вечного блаженства не изведав". Свет пал на нас и знание пришло Ко мне, что рай - быть с нею рядом, Застыть, сплетясь, в бездонном поцелуе. |
Одна из тем ранней лирики Кроули - гомосексуальность. Во вступлении к первой его поэме "Акелдама" описывается (вымышленная?) встреча со старым профессором. Завершается вступление типичной для Кроули двусмысленностью:
|
В смертельной схватке долгих три часа
За душу грешную Бог с Сатаной сражался. Бог победил. Теперь не знаю я Кто из двоих был Бог? И все же воспаряю. |
Вот еще один пример поэтического подрыва ограничений традиционной социальной конструкции: на сей раз это разрыв религии и этики. Кроули бранили, в частности, за то, что он покушался на общепринятые символы, или, что еще хуже, стирал демаркационные линии между дозволенным и запретным, мирским и церковным, обществом и анархией. Он представлял угрозу культурной безопасности. (Тем, кто отыщет в приведенной цитате эстетический сатанизм в духе Бодлера и Суинберна, напомню, что Кроули в это время восстал против сурового христианского воспитания, а затем приступил к созданию новой религии, сродни приапическому сатанизму).
Случай, о котором Кроули говорит во вступлении, связан с опытом, который был у него 31 декабря 1896 года. Саймондс называет события этого вечера мистическим откровением; я же склонен доверять интерпретации
Колина Уилсона,
считающего, что это дата первого гомосексуального контакта. Незрелая гомосексуальность вкупе с поисками новой системы веры отражена в XXII строфе "Акелдамы":
|
Дай мне учителя! Не скучного жреца,
Что чудеса творит, как тяжкую работу, Но юношу презренного, Царя мужчин, чей дух освобожден От всей тщеты, чьи губы не знакомы С мужскою лаской. Ах! Пусть лишь единожды они теплом нальются, моих коснувшись губ. |
В раннем (до 1898 г.) неопубликованном сонете Кроули еще откровеннее описывает свои первые гомосексуальные опыты:
|
Того, кто соблазнил меня, я не смогу забыть.
Я не любил его, но жаждал испытать Сильнейший новый грех. |
Сразу бросается в глаза слово "грех". Сексуальные табу были кандалами, которые необходимо разбить; наслаждение приносило само пересечение границ наравне с сексуальным актом.
Когда Кроули был занят поисками физического удовольствия, его партнеры становились сексуальными объектами, подобно орудиям, использовавшимся в магических ритуалах. Когда он находился в более возвышенном настроении, секс становился средством спасения, и Кроули использовал любовников в качестве посредников для контакта с духами и Святым Ангелом-Хранителем Айвазом. Убедительное проявление этого дуализма можно отыскать в стихотворениях "К Матильде" из "Зеленых Альп" и "Матильда" из "Белых пятен". Сходство не исчерпывается названиями - есть перекличка и в отдельных строках: "Со странной жаждой побледневшей" и "жестокая любовь" из неопубликованного стихотворения "К Матильде" превращается в "со страстью, что бледнеет" и "жесточайшую силу". Связи слишком сильны, чтобы быть случайными, и можно сделать вывод, что два сонета объединены общей темой. Между тем, отношение к этой теме различно. В то время как стихотворение из "Зеленых Альп" являет духовную ипостась поэта -
|
Любовь обрел я там, где ожидал найти
Дух, отразивший все мои пороки И страсти, что глумились над любовью. |
стихотворение из "Зеленых Альп" - это манифестация похоти:
|
О губы жаркие, что как бутон раскрылись,
Дыханием лицо мне опалив, О груди страстные, что сладость налились, Как мне покинуть вас, не укусив! |
Следует остановиться и на еще одном аспекте сексуальной поэзии Кроули. Это объединение сексуальности и смерти. Отождествление сексуального акта (особенно в момент оргазма) с процессом умирания - не новая концепция, множество примеров можно найти в литературе романтиков и декадентов. Но для Кроули оно приобрело новое значение. Секс был для молодого поэта средством победить двойственность, а смерть - альтернативным способом покинуть мир оппозиций. Момент оргазма становился духовно и физически насыщенным катарсисом. Вот три из множества примеров, иллюстрирующих это положение. Первый из раннего (до 1898 года) неопубликованного стихотворения, "К меху и шелку" -
|
Я обернусь к тебе, и ты
Дыханье без остатка выпьешь, Отраву сладкую мне поднесешь, Приговорив меня своею страстью. |
Второй пример из "Победы", одного из самых длинных стихотворений в "Белых пятнах".
|
Соси же яд. Твое дыханье прежде
Столь сладким не казалось! Твой поцелуй. О Боже мой, Сколь сладок он! Ах, мой Господь! Теперь мы вместе! В страсти! В смерти! |
К сожалению, Кроули не всегда знал, как ограничить себя, и принцип секс-смерть в "Некрофилии" выражен неоправданно грубо.
|
…Член встает
Ныряет, воет, звякает, сосет,
Визжит, трясется, еблей наслаждаясь. Держи меня, я кончил! Боже мой! |
Кроули эклектично экспериментировал со всем необычным. Цитата демонстрирует, что он готов был пожертвовать духовной идентификацией ради утоления похоти. Секс может быть ключом к искуплению грехов и магии, но Кроули никогда не забывал, что это и способ получить простое физиологическое удовольствие. Регулярно использовавший морфин, опиум, хлороформ, гашиш, кокаин и героин, Кроули, судя по всему, считал секс всего лишь одним из наркотиков.
Йога - это искусство единения с Богом. Есть различные способы достижения этого результата - через секс (Тантра), медитацию, самоотречение и, в случае Кроули, через поэзию. В последней своей книге "Олла" он возвращается к поэзии после многих лет исследования иных путей к Божественному:
"Мне следует объяснить задачу любого поэта. Вот она - открыть Божественное в каждом человеке выражением восторга в момент экстатического Союза с этим Божественным, и, таким образом, показать, сколь праведна и совершенна любая душа".
За пятьдесят лет до того, как было сделано это заключение, Кроули выразил то же самое в стихах:
|
…и двойственность природы
Любви вдруг потеряла ясность. Я ощутил
Ее сердцебиение в своем, слиянье губ… Туманней стало ощущенье Бога. И Бог и я, нет больше ничего, Все лишь во мне сплотилось, В моем единственном Существованьи. |
Кроули не пытался навязать реальности свой эгоцентризм. Скорее, он предвидел мир, в котором различия между людьми утратят значение. Разумеется, он подразумевал стирание противоречий, которое предлагает секс, но также имел в виду и концепцию духовного единства, сметающего все различия:
|
Вселенная Едина, Дух Един, Одна Душа,
Единый Бог, Огонь, Единая Любовь. |
Так поэт предвосхищает гипотезу Гайи, которая теперь в почете у некоторых исследователей и холистических групп "Нью Эйдж". Остроумно, что героиня этого стихотворения - шлюха.
Для Кроули единение носило также идеологический характер. Из концепций различных школ мысли ему удалось синтезировать новую философию. Эта способность, однако, была недоброжелательно встречена публикой. Защищавшие свое священное идеологическое пространство от вторжений восприняли произвольное заимствование культурных символов из различных источников, как угрозу. Среди тех, кого раздражал эклектизм Кроули, был Г. К. Честертон. В рецензии на сборник стихов Кроули "Душа Осириса" он писал: "Представление о том, что тюрбан и несколько заклинаний превратят англичанина в индуса сродни идее, что котелок и оксфордский диплом превратят индуса в англичанина... Г-н Кроули - сильный и подлинный поэт, и у нас нет сомнения, что он преодолеет свое восхищение храмом Осириса и предпочтет более возвышенную и глубокую работу человеческого воображения - восхищение Брикстонским собором".
Разумеется, Кроули порой вел себя недостойно, но корни его шельмования в прессе крылись в коллективном страхе англичан перед утратой империи и, что важнее, утратой обществом контроля над личностью. Кроули был козлом отпущения, культурным Иным. С точки зрения поэзии он был неофилом, намного опередившим свое время. Он сочинял в риторической, стилизованной и цветистой манере, свойственной поэтам 1890-х годов, и в то же время смотрел в двадцатый век, затрагивая темы и концепты, которым только предстояло стать привычным материалом поэзии.
Алистер Кроули не останется в памяти, как великий поэт. Конечно, он был искушен в работе с рифмой и размером, но поэтическим новатором он не был. Периодически он сбивал размер ради драматического эффекта, но это вряд ли дает ему основания оправдать образ, нарисованный Фуллером: "Поэтический иконоборец до мозга костей, Кроули, особенно в поздних работах, порывает со всеми условностями и ограничениями стихосложения".
В беглом обзоре ранней поэзии Кроули мы не уделили особого внимания его стилю. Это связано с тем, что в случае Кроули форма уступает содержанию. Было бы справедливым сказать, что он писал в типичном для 1890-х годов декадентском стиле. Он был склонен к аллитерациям и лирической простоте. Его лирика часто была музыкальна. Он подражал Суинберну, Браунингу и Бодлеру, но не они были основными его литературными источниками. В детстве ему запрещали читать многие книги и изучать разрешали лишь Библию. Намного плодотворнее было бы рассматривать стилистику Кроули в связи с этим источником.
К. Р. Кеммел говорил, что стать великим поэтом Кроули помешали другие увлечения. Кеммел писал: "Среди его современников есть поэты, которые сочиняют стихи столь же прекрасные, как лучшее из написанного Кроули, но ни одному современному поэту не удалось покорить империю поэтических тем и медитаций. Смети тщету, вырви ядовитые побеги его могущественного, но неуравновешенного рассудка, и его могилу оплетет лавр".
Но для Кроули поэзия и магия были неразлучны, они существовали в симбиозе. Поэзия ни в коем случае не могла удовлетворить все его нужды. С обществом он поддерживал открытые отношения, постоянно их пересматривая. В юности посредником в этих отношениях была поэзия. Позднее - магия. Впрочем, магия Кроули была основана на "Книге Закона", могущественном поэтическом тексте. Магия и поэзия не столь, как видим, далеки друг от друга.
Чем руководствовался Кроули? Сам он указывал, что внешнее давление побуждало его писать стихи и предаваться порокам. Он признается: "Принципиальной задачей была не "сатанизация" (если пользоваться выражением Гюисманса), просто нужно было скрываться от гонителей и наслаждаться жизнью... Мечты, в которые я был погружен, были самого обычного сексуального свойства, никаких фантазмов извращенного и неосуществленного желания. Это важно подчеркнуть, поскольку современники всегда считали меня необычным персонажем, одержимым фантастическими страстями. Но это было вовсе мне не свойственно. Как только давление слабело, все признаки ненормальности исчезали. Желание писать стихи в такие моменты пропадало напрочь".
Некоторые исследователи, например Регарди, используют фрейдистский подход, предполагая, что Кроули испытывал инцестуальное влечение к матери и хотел наказать ее. Колин Уилсон отметает эту "неуместную фрейдистскую интерпретацию совершенно прямолинейной сексуальной одержимости Кроули". Между тем, в Варбурге хранится неопубликованное стихотворение "Материнская любовь", детально описывающее запретное желание, которое отрицает Уилсон. Может быть, это и был тот союз, которого Кроули бессознательно желал? Но, какими бы ни были подлинные мотивы Кроули-поэта, серьезное исследование его поэтического наследия - дело будущего. Кроули никогда не будет признан одним из Великих, но понимание его поэзии поможет поместить его выдающуюся жизнь в ясный контекст.